..texts

Елена Тагер
О МАНДЕЛЬШТАМЕ

Жизнь, как калейдоскоп, меняла свои стеклышки. Совершенно неожиданно я встретила Осипа Эмильевича на отчетном выступлении Гептахора.

Студия художественного движения Гептахор в тридцатых годах в. Ленинграде имела хорошую репутацию. Работа Гептахора сливалась с ритмической школой Далькроза и со школой античного танца Айседоры. Дункан. Ученики студии — преимущественно молодежь школьного возраста, — одетые в античные хитоны, с обнаженными руками и ногами, иллюстрировали вольными движениями классическую музыку. Это делалось с большим вкусом; детские тела, проникнутые музыкальными ритмами, выглядели очаровательно. Я была связана с Гептахором родственными отношениями - моя старшая дочь, которой в то время было лет 14-15, с увлечением, переходящим в энтузиазм, уже несколько лет участвовала в занятиях студии. К сегодняшнему концерту Гептахор хорошо подготовился; были показаны и сольные, и массовые, тщательно срепетированные этюды.

Возле меня оказался Мандельштам. В перерыве моя дочка подошла к нам радостная, возбужденная. «Хорошо?» — спрашивала она всем своим видом.

 — Мило, приятно, — сказал Мандельштам, — но насколько все же искусство классического балета сильнее и глубже...

На лице у девочки изобразился ужас.

 — Вы — за классический балет? А Гептахор, по-вашему, не искусство?

У нее было свое credo. В студии «свободного музыкального движения» начисто отвергали классический балет, — отвергали с отвращением, с негодованием...

Осип Эмильевич стал объяснять:

 — Я не говорю, что Гептахор чужд искусству. Но в искусстве танца, как и во всех искусствах, есть первая ступень изучения, есть азбука, алфавит. И вот если Гептахор усвоил пять-шесть первых знаков этого алфавита, то классический балет — и особенно русская школа балетного танца — знает все тридцать или тридцать пять знаков. Судите сами, кто же свободнее и за кем мне больше хочется идти.

Он посмотрел на девочку, на ее негодование, ее волнение, — и остановился.

 — Кажется, вы обиделись? Тогда — простите меня. Простите меня, — повторил он бережно, мягко. — Я не хотел порочить то, что вы так любите. Но, видите ли, искусство не знает полуправды. А вы останетесь на второе отделение? — спросил он меня. — Я, к сожалению, должен идти.

Он сердечно простился с нами. Дочка смотрела ему вслед.

 — Мама! — сказала она, обратив ко мне свои серьезные глаза. — Ты знаешь, он действительно большой человек.

http://www.silverage.ru/poets/mandel/tager.htm
http://www.silverage.ru/balet/balet.html
http://brb.silverage.ru/gb/?id=2

*

..texts
http://idvm.narod.ru
http://troul.narod.ru/center.htm
..index

Free Web Hosting